[LittleTem]

А в Эскваере выложили перевод одного из рассказов Фицджеральда, который войдет в сборник ранее не опубликованных на русском языке рассказов на который мне нужно потратиться.
Утащила.
"Боли не существует, когда больно кому-то другому." (с)

Боль и Христианская наука

Боль и Христианская наука

Уолтер Гамильтон Бартни переехал в Миддлтон, потому что там было тихо, и это сулило ему возможность спокойно изучать право, как он уже давным-давно собирался. Бартни присмотрел тихий домик в некотором отдалении от деревни, ибо, как он сам себе объяснил: «Миддлтон — это окраина, сама по себе тихая, а уж на окраине окраины обретешь полное и глубокое уединение, а мне только этого и надо». И вот Бартни поселился в домике на отшибе. На участке слева от него был пустырь, а в доме по правую руку проживал Скиггс — известный деятель Христианской науки. Не будь Скиггса, и наш рассказ никогда бы не появился.
Будучи хорошо воспитанным молодым человеком, Бартни решил, что обязан нанести Скиггсу визит — просто по-соседски, из вежливости. Не то чтобы его интересовала личность мистера Скиггса, но он никогда не встречал живого проповедника Христианской науки и чувствовал, что без этого его жизнь будет не так полна и разнообразна.
Однако время для визита Бартни выбрал крайне неудачное. Вечер выдался темный, хоть глаз выколи, но, обуянный зудом нетерпения, как только часы пробили десять, он вышел из дому, чтобы все разузнать и представиться соседу. Бартни выбрался за пределы своего участка и пошел по тропке, гордо именуемой дорогой, наощупь ступая меж кустов и камней и вперив неотрывный взор в одинокй огонек, горевшй в доме мистера Скиггса.
«Только бы ему не взбрело в голову выключить свет. Тогда я пропал, — бормотал он сквозь крепко стиснутые зубы.-Тогда я заблужусь. И все, что мне останется, — сидеть и ждать рассвета».
Бартни подошел к дому, опасливо огляделся вокруг и, поставив ногу на то, что он считал ступенькой, внезапно вскрикнул от боли — огромный валун скатился ему на ногу, пригвоздив ее к земле. Он захрипел, выругался и попытался сдвинуть валун, но камень был такой громадный, что все усилия Бартни оказались напрасными.
— Эй, — крикнул он, — мистер Скиггс! Ответа не последовало. — Помогите! — снова заорал он. — Спасите! Наверху зажегся свет, и голова, увенчанная коническим ночным колпаком, высунулась из окошка — вылитый чертик из табакерки.
— Кто здесь? — сварливо спросил ночной колпак пронзительным голосом. — Кто здесь? Отвечай, или я стреляю!
— Не стреляйте! Это я — ваш сосед Бартни. Со мной случилось несчастье, я вывихнул ногу, и на меня упал валун.
— Бартни? — проныл ночной колпак, задумчиво кивая. — Какой еще Бартни?
Бартни чертыхнулся про себя:
— Я ваш сосед. Живу неподалеку. Этот камень очень тяжелый. Не могли бы вы спуститься и…
— А откуда мне знать, что вы именно тот Бартни, за которого себя выдаете, кто бы он ни был? — не сдавался колпак. — А вдруг вы хотите выманить меня из дому и отдубасить?
— Ради бога, — взмолился Бартни, — посмотрите сами. Посветите на меня фонарем и увидите, что я пригвожден.
— Нет у меня фонаря, — ответил голос сверху.
— Тогда вам придется рискнуть. Не могу же я пробыть здесь всю ночь.
— Так уходите. Я вас не держу, — решительно проскрипел ночной колпак.
— Мистер Скиггс, — сказал Бартни, отчаявшись, — я в предсмертной агонии…
— Нет, вы не в предсмертной агонии, — возразил мистер Скиггс.
— Что? Неужели вы все еще думаете, что я пытаюсь вытащить вас из дому и убить?
— Повторяю, вы не при смерти. Теперь я просто убежден, что вы полагаете, будто ранены, но уверяю вас, это не так!
«Да он чокнутый», — подумал Бартни.
— Я всеми силами постараюсь доказать вам, что вы не ранены, и таким образом принесу вам большее облегчение, чем если бы отодвинул этот камень. Беру я недорого. Я избавлю вас от страданй всего за три доллара в час.
— В час? — взъярился Бартни. — Немедленно спускайтесь и снимите с меня этот камень, или я спущу с вас шкуру. — Пусть даже против вашей воли, — не унимался мистер Скиггс, — я чувствую, что призван излечить вас, ибо долг каждого помогать страждущему, ну, или тому, кто таковым себя вообразил. А теперь очистите свое сознание от всего чувственного, и приступим к исцелению. — Спускайся вниз, ты, бездарный узколобый фанатик! —завопил Бартни, в пароксизме ярости забыв о боли. — Спускайся, и я выбью из твоей башки всю Христианскую науку до последнего словечка!
— Начнем с того, — вступил пронзительный фальцет из окна, — что боли не существует вообще. Никакой. Вы хоть начинаете постигать это?
— Не-ет! — заорал Бартни. — Ты… ты… — От бессильной ярости он потерял голос и только хрипло булькал.
— Во всем виновато сознание. Разум есть всё. Материя — ничто, абсолютный ноль. Вы здоровы. Вы думаете, что вам больно, но это не так.
— Врешь! — просипел Бартни. Не обращая на него внимания, мистер Скиггс продолжил: — Таким образом, если боли не существует, она не может воздействовать на ваше сознание. Это не физические ощущения. Если у вас нет мозга, то и боли быть не может, значит, то, что вы считаете болью, воздействует на мозг. Понятно?
— О-о-о, — взвыл Бартни, — если бы вы знали, какую яму себе копаете, то бросили бы паясничать!
— А поскольку так называемая боль есть ментальное ощущение, значит никакая лодыжка у вас не болит. Это ваш мозг воображает, будто боль есть, но все ощущения направляются в мозг. И очень глупо с вашей стороны жаловаться на боль…
Терпение Бартни лопнуло. Он набрал побольше воздуха и издал такой вопль, что эхо от него еще долго носилось в ночном пространстве. Он кричал снова и снова, пока наконец не услышал шаги: кто-то шел по дороге.
— Эй, кто здесь? — послышался чей-то голос.
— Слава богу! — выдохнул Бартни. — Помогите, со мной случилось несчастье, — позвал он, и вскоре могучие руки ночного сторожа отодвинули камень и освободили бедного пленника.
Бартни захромал прочь.
— Спокойной ночи, — елейным голосом произнес адепт Христианской науки. — Надеюсь, что произвел на вас некоторое впечатление.
— Несомненно, произвели,-отозвался Бартни, он еле ковылял, опираясь на плечо сторожа, — незабываемое впечатление.
Два дня спустя Бартни сидел, подложив под больную ногу подушку, и просматривал почту. Из стопки писем выпал незнакомый конверт. Бартни вскрыл его и прочел:
Уильяму Бартни Счет от доктора Гипеции Скиггса за исцеление с помощью Христианской науки — 3 доллара. Оплата принимается чеком или почтовым переводом.
Шли недели. Нога у Бартни зажила. На заднем дворе он разбил клумбу и стал заядлым цветоводом. День-деньскоий он сажал и сеял, чтобы назавтра выполоть посаженное вчера. За-то ему было чем заняться, ибо юриспруденция порой навевала невыносимую скуку.
Однажды ясным солнечным днем он вышел из дому и направился к клумбе, проведать, как принялась покупная рассада анютиных глазок, высаженная им накануне в порыве отчаяния. Его изумленному взгляду явлен был длинный и тощий тип, который с вороватым видом согнулся над клумбой и выкапывал одно из недавних приобретений Бартни. Неслышными шагами Бартни подкрался к нему сзади и сурово произнес:
— Что вы здесь делаете, сэр? Тот обернулся: — Я тут парочку цветочков, э-э… сорвал… Длинный тощий тип с вороватой миной умолк. Лицо его было совсем не знакомо Бартни, но голос — визгливый, капризный фальцет, — забыть этот голос было невозможно. Бартни медленно подошел поближе, не сводя плотоядного взгляда с обладателя голоса, так волк смотрит на свою добычу.
— Ну, мистер Скиггс, как это вас занесло в мои владения?
Мистер Скиггс оказался невероятно застенчив и скосил глаза в другую сторону.
— Повторяю, — сказал Бартни, — вы в моих владениях и в моей власти.
— Да, сэр, — ответил мистер Скиггс, ежась от недобрых предчувствий.
Бартни схватил его за ворот и затряс, точь-в-точь как терьер треплет пойманную крысу.
— Ах ты, тщеславное отродье Христианской науки! Жалкий лицемер! Что?
Скиггс протестующее взвизгнул, и Бартни взъярился не на шутку:
— И ты еще смеешь скулить? Тебе ли не знать, что боли не существует? Давай поучи-ка меня своей христианской науке. Скажи: «Разум есть всё», говори!
Мистер Скиггс в перерывах между встрясками проблеял: — Ра-аз-зум есть всё. — Боль — ничто! — мрачно возвестил его мучитель. — Бо-бо-боль-ничто!-прочувствованно повторил мистер Скиггс. Трепка продолжилась. — И запомни, Скиггс, все это для твоей же пользы. Надеюсь, ты проникся этим до глубины души. Заруби себе на носу: жизнь такова, стало быть — такова жизнь. Усвоил?
Он перестал трясти Скиггса, но продолжал стягивать воротник на его шее. Адепт Христианской науки взбрыкнул и забился, пытаясь вырваться.
— А теперь, — сказал Бартни, — будь так добр убедить меня, что не чувствуешь никакой боли. Давай скажи мне об этом.
— Я не чу-уий-ствую, ой, — выкрикнул Скиггс, спотыкаясь об огромный камень, — никакой-ой боли!
— А теперь, — сказал Бартни, — будь так добр заплатить два доллара в час за твое христиански-научное исцеление. Раскошеливайся.
Скиггс было заколебался, но взгляд Бартни и особенно его хватка убедили проповедника, и он неохотно вытащил банкноту. Бартни разорвал ее на мелкие клочки и развеял их по ветру.
— Теперь убирайся.
Скиггс, почуяв, что хватка на вороте ослабла, пустился во весь опор и пересек границу участка быстрее, чем можно было бы себе представить.
— До свидания, мистер Скиггс! — весело крикнул ему вслед Бартни. — Если вам еще понадобится лечение, обращайтесь в любое время. Цена прежняя. Я вижу, что кое-чему мне вас учить не надо. Боли не существует, когда больно кому-то другому.